Судьба Борисоглебской (Коложской) церкви в описании Михаила Кояловича

Дискуссии вокруг реконструкции/реставрации Коложи, не оставили равнодушным почти никого. Собственно, в этом на сегодняшний день и заключается главный её положительный момент – привлечь гродненцев к проблеме сохранения памятников прошлого.

Но, дело в том, что сама проблема с восстановлением Коложского храма имеет свою, более долгую историю. Важно учесть те ошибки, которые уже однажды привели к роковым последствиям…

Ниже мы приводим отрывки из статьи известного историка М. Кояловича и книги Митрополита Литовского Иосифа. Надеемся, вдумчивый читатель найдет в этих текстах пищу для размышления…

М.Коялович. Гродно: Из путевых наблюдений во время поездки по Западной России // Церковный Вестник. 1887, № 10

…Когда я приехал в Гродно, то первый мой выезд из гостиницы был в тамошнюю древнейшую русскую местность. Это так называемая Коложа, где у самого края обрыва при впадении Городничанки в Неман, против бывшего Витовтова замка, расположенного на другом таком же обрыве, стоят развалины Борисо-Глебской церкви.

Какое величие древности и какое запустение в настоящее время! Осталась только половина стен церкви. Архитектурный рисунок трёх алтарных апсид, …рисунок оставшихся в церкви колонн, и выполнение этого рисунка поражают таким совершенством, что этому могли бы позавидовать и многие нынешние архитекторы и мастера, и это тем резче бросается в глаза, если посмотреть на верхние части стен, где видна уже новейшая кладка.

Мы не будем здесь входить в длинный разбор достоверной истории этого храма… Мы остановимся только на нескольких пунктах этой истории, требующих некоторых поправок и весьма важных дополнений…

Первое, документальное известие о существовании Борисо-Глебской церкви и без всякого упоминания о разрушении относится к 1480 году. Тогда было значительное расстояние между церковью и Неманом, которое и теперь видно, если смотреть на старое русло этой реки. Но в трёх документах 1506 года уже много раз говорится, что эта церковь «опустела и опала»; «от давных часов (времён) опустошивши (опустевши) стояла»; «от колькодесят лет опустевши стояла и хвалы Божое (богослужения) в ней не было».

К этому то периоду времени… и приурочено предание, что войска Иоанна III разрушили верх Борисо-Глебской церкви, засыпали её землёй и, поставив там пушки, громили городскую крепость, находившуюся на известном уже нам другом обрыве.

Так ли всё это было или иначе, теперь нельзя решить. Много приложили старания, и тоже не раз, к запустению этой древности и местные русские и раньше и после вторичного моковского запустошения, не только светские ктиторы Коложанского моностыря, православные и не православные, но и духовные власти, и униатские от митрополитов до коложанских игуменов, и даже православные во времена воссоединения западно-русских униатов, когда и Борисо-Глебская церковь, кое-как подправленная (в 1836 году), возвратилась в православие… Небрежение православных и униатов старых времён описано в монастырской хронике Кульчинского до 1740 года… Мы здесь кратко опишем небрежение новых времён, до сих пор неизвестное в печати… Здесь нам придётся излагать некоторые изумительные факты, в которых опять сошлись и восточная и западная Россия, но ещё на большую пагубу Борисо-Глебской древности.

Около 1839 года и долго спустя после, Борисо-Глебская монастырская церковь была единственная в Гродно церковь, в которой могло совершаться православное богослужение надлежащим образом собственными силами. В городе был женский монастырь, но не имел священника; была ещё тюремная церковь, но то же без священника. В обе эти церкви нужно было посылать из Борисо-Глебского монастыря не только монахов для совершения службы, но и послушников для чтения и пения… Это представляло крайнее затруднение, которое ещё увеличивалось от того, что очень трудно было путешествовать в город из монастыря. Прямо через овраг Городничанки редко можно было пробираться, а в обход, через мост было очень далеко. В монастыре стала более и более утверждаться мысль, что лучше совсем перебраться в город…

Понятно, что при таком положении дел и при таких взглядах, не было надлежащей заботливости об охране Борисо-Глебской церкви от разрушительных стихий, а стихии эти сильно работали.

Неман в весеннее время сильнее и сильнее поворачивал от старого своего русла поближе к коложанскому берегу, подмывал и обваливал его с южной стороны церкви, а Городничанка помогала ему на юго-восточной стороне. К вящей беде ещё и сам монастырь помогал этой разрушительной работе. С его двора снеговая вода тоже направлялась в Неман близ западной стороны церкви. Уже в 1840 году обозначилась трещины в стенах церкви, на которые, однако, не вдруг обращено было внимание. И только в начале февраля 1842 года архимандрит Игнатий, известный, заметим, великою ревностью к церковности, доносил, что церковь находится в опасном положении, которое постоянно увеличивается, и просил о перемещении братии... Местная власть на эту просьбу не согласилась, и дело стало затягиваться.

Но на коложанскую древность обратил внимание император Николай I, отличавшийся, как известно, поразительной чуткостью к старине. Поднялось дело. Св. Синод отпустил на охранение Борисо-Глебской церкви от Немана 1,026 рублей. Министерство путей сообщения между тем потребовало смету на укрепления берега, каковая и была составлена к концу 1844 года на сумму 8,067 рублей и 7 копеек. Но пока дело это тянулось, Неман и Городничанка работали с прежней силой и в следующем 1845 году последовал обвал берега у самой церкви, которая и была тогда же закрыта и всё дело об ней по решению Св. Синода от 30 ноября 1846 года «рассмотрением отложено впредь до получения окончательных распоряжений…».

Отсрочка продолжалась долго; подошло время крымской войны, и тогда как бы за одно с русскими сердцами дрогнули и древние стены Коложанской Борисо-Глебской церкви. С 1 на 2 апреля 1853 года половина этой церкви рухнула в Неман.

Естественно возникает вопрос: какое впечатление произвело это печальное событие, вызвало ли в ком скорбь и помышления об охране, по крайней мере, того, что осталось? В деле, из которого мы берём эти сведения, нет никакого следа, что это печальное событие вызвало скорбь, а помышления были вызваны, но совсем иного рода.

В Литовской консистории возник вопрос: стоит ли жертвовать столь большую сумму (8067 рублей) на столь сомнительное дело, как охрана Борисо-Глебских развалин от дальнейшего разрушения, и на восстановление их… В этом же деле есть документ - акт осмотра развалин епархиальным архитектором, который указывал, что «всякие исправления» Борисо-Глебских развалин «напрасны», и предложил вместо того следующее: «Если бы предположили вместо старой построить новую церковь возле монастыря на безопасном месте, то пологая церковь такой же величины и конструкции, …если дозволено будет для стен употребить камня и не выводить куполы, то за сумму, какая нужна на укрепление берега, почти возможно воздвигнуть новый храм».

Если бы этот проект был принят, то кто знает, не пошли ли бы на новую церковь, ради дешевизны, и камни из оставшихся развалин древней Борисо-Глебской церкви.

Но на этот раз явилась неожиданная для епархиального архитектора защита развалин и протест против его предприятий. Монастырь, переселившийся на новое, более удобное место в самый город, не желал не только возвращения на старое место, но и постройки там новой церкви.

Этот взгляд на вещи со всею ясностью высказал в новом донесении преосвященный Игнатий от 19 ноября 1856 года. После соображений, что ассигнованной суммы на укрепление берега Немана и восстановление Борисо-Глебской церкви мало, преосвященный говорит: «По мнению моему здание это и не заслуживает уже требующихся денежных издержек и ныне не предстоит надобности открывать оное…»

Но это ещё очень скромное признание неважности Борисо-Глебских развалин. …В упомянутой бумаге тогдашнего епархиального архитектора проскочило невежественное выражение, которое, однако, пошло в ход и в 1857 году вошло в представление митрополита Иосифа в Св. Синод, где говорилось, что Борисо-Глебская церковь «не отличается никакими ни архитектурными, ни артистическими особенностями».

Но когда это писалось, уже поднялось иное дело, - дело о восстановлении подобающей чести гродненской древности, и опять, как в сороковых годах, русский царь выступил на защиту этой чести. На отчёте гродненского губернатора за 1855 год …Александр II написал о Борисо-Глебских развалинах: «В каком положении это дело?» - и пошли запросы, справки, сметы… В 1863 году Литовская консистория опять представила было Св. Синоду, что восстановить церковь будет трудно и в ней нет нужды, а нужно вызвать ценителей древности, предложить им сберечь от разрушения эту церковь. Но такое мнение уже не могло иметь силы. Св. Синод предписал начинать работы согласно заявлению гродненского купца-строителя Сидоровского… и в том же году, 7 ноября, был Высочайше утверждён проект возобновления Борисо-Глебской церкви, а в следующем году Сидоровский начал работы по укреплению берега.

Что вышло бы из этих работ – восстановление ли разрушенной древности или окончательная их гибель, неизвестно, потому что коложанские развалины вызвали новое необычайное движение на их защиту, обещавшее возвратить им подобающую честь и славу и кончившееся печальным положением их.

…Поступил начальником северо-западного края генерал Кауфман, - известный инженер и ещё более известный продолжатель и ревнитель народных строительных русских дел в западной России графа Муравьёва. Гродненский тогдашний губернатор, тоже «строго-русский человек», И.Н. Скворцов, обратил его внимание на коложанские развалины. Генерал Кауфман понял важное значение этого представления. Двинут был в Гродно чуть не все девятый инженерный округ. Наехавшие инженеры раскритиковали в пух и прах работы Сидоровского и добрались до сути дела, с которой и теперь прежде всего нужно начинать – показали, что нужно сперва укрепить правый берег при впадении Городничанки в Неман; работы Сидоровского были остановлены, и пошли разные соображения, планы, как и что следует делать надлежащим образом.

Инженеры разъехались... И дело по восстановлению коложанских развалин оказалось в таком положении: купец Сидоровский разорился; церковно-строительный комитет, передавая свои дела гражданской власти, заявил, что у него не осталось ни гроша.

Заговорил и Неман. Точно рассердившись за бессильные попытки и бесплодные мечтания смирить его могучие волны, он снёс всё, что было сделано Сидоровским, и привёл всё в прежнее положение, как было до времени всяких широких мероприятий и петербургских и местных инженеров...

Падрыхтоўка да друку Андрэя Чарнякевіча