АКТРИСА

Гродно – один из немногих городов, который прославили, прежде всего, его жители. Не какие-то выдающиеся события, хотя и их хватало, а именно гродненцы, причем во все эпохи, при всех властях и режимах.

Были среди них как особо легендарные, вроде Давыда Городенского, Элизы Ожешко, начальника советского Генштаба Алексея Антонова или основателя Лас-Вегаса Меира Лански, так и менее известные, хотя и не менее колоритные. Рассказ историка Ларисы Михайлик о известной польской актрисе из Гродно Изабелле Троньской-Шалявской.

Возможно причина в обусловленной исторически локализации города – на стыке двух богатейших культур: византийской и латинской, в точке соприкосновения и многовекового сосуществования разных этнических групп, но, скорее всего в благосклонном взоре Всевышнего на этот богатый, красивый и многострадальный клочок земли, который со сладкой ностальгией вспоминает большинство из тех, кто здесь жил. Поверьте, мне не раз приходилось слышать эти нотки в словах тех гродненцев, что осели на Востоке и на Западе, на довольно дальнем Востоке (в частности во Владивостоке) и на достаточно удаленном Западе (например, в Италии).

Сегодня я хочу рассказать об одной моей знакомой, которая всегда во время наших встреч подробно расспрашивает меня о Гродно: что где стоит, как выглядит, что изменилось и изменилось ли к лучшему... Пока она была в силах, она приезжала сюда сама и мы до изнеможения ходили по старым гродненским улицам. Она показывала мне тот или иной дом и говорила: вот здесь жила моя подруга Реня Шишковская, дочь судьи, а здесь, на ул. Листовского жила моя бабушка. На квартире бабушки, прямо под носом у немцев скрывался Бронек – моя сумасшедшая юношеская любовь. А вот моя гимназия им. Эмилии Пляттер. Здесь на пороге нас встречала классная дама и не пускала тех, кто был в фильдеперсовых чулках – гимназистки должны были ходить в простых. Вот мой приходской костел, а рядом бывшее кафе «Адрия», где я работала во время оккупации. И так далее, и так далее...

Для меня это были встречи не столько с историей, сколько с ее живым Символом, воплощенном в седой, не потерявшей привлекательности женщине, при первой встрече кажущейся слегка надменной и неприступной – этаким сценическим мифом, хоть изредка, но упоминаемом в глянцевых журналах. Изабелла Троньская-Шалявская, вдова великого польского актера Анджея Шалявского и мать нынешнего популярного героя польских сериалов Мартина Троньского. Теплая и слегка ироничная – такой мне приходилось наблюдать ее в обычных бытовых ситуациях, в отношениях с семьей и друзьями, и искренне безутешно-печальная – на варшавских Повонзках, над могилой Анджея Шалявского, после смерти которого, как она говорит, закончилось все лучшее в ее жизни.

Она родилась в Варшаве, но в тридцатые годы ХХ века, девочкой-подростком, отец привез ее в Гродно. Он был агрономом, управляющим в одном из пригородных имений, а она с матерью и бабушкой жила в городе и училась в гимназии. Все у нее было, как у ровесников: подружки и друзья, не обязательно из числа «золотой молодежи», и жених – молоденький артиллерийский поручик по имени Казик. Были шумные гулянья в городском парке, вечерние сеансы в кино «Аполло», прогулки над Неманом, поцелуи у стен Старого Замка и т.д. и т.п. И все бы, наверное, сложилось по классической схеме, если бы не война, которая враз перевернула привычную действительность и скорректировала людские судьбы по собственному сценарию.

Поручик Казимир ушел на фронт и, оказавшись в Англии, стал «тихотемным» - диверсантом, которого сбрасывали с парашютом в немецком тылу для рискованных, как бы сейчас сказали, «специальных операций». Случайно встретиться им пришлось только лет через тридцать, когда бывший «коммандос» был уже скромным служащим, а она известной актрисой и чужой женой.

Юную Изу война застала в Гродно. Когда ей исполнилось 20 лет, а город был оккупирован немцами и стал «Гартеном» - частью Восточно-прусской провинции, она со своими друзьями вступила в польское подполье. Чтобы избежать вывоза в Германию, пошла работать официанткой в кафе для немецких офицеров. Его хозяин – толстый немец, переселившийся из Пруссии, ценил трудолюбивую и сообразительную девушку. Ему и в голову не приходило, что она, неплохо владеющая немецким, отлично понимала и запоминала то, о чем болтают офицеры-отпускники или те, что направляются на страшный «русский фронт».

Об этой своей тайной деятельности, как и прочих событиях того периода: облавах, арестах, побегах и т.д. она говорить не любит. Даже о том, как вместе со «своим парнем» Бронеком Троньским пробралась в сорок четвертом в Варшаву, чтобы участвовать в восстании, как сражалась рядом с такими же молодыми, как сама, и заслужила звание поручика. Обычно отсылает к книгам Бронислава Троньского: «Там прошла смерть», «Вы свободны» и др. Он стал после войны известным журналистом-международником и писателем, а еще ее первым, к сожалению неудавшимся, мужем. Старая проблема сосуществования двух неординарных личностей под одной крышей…

В одной из своих книг-воспоминаний Троньский пишет об операции, которая спасла ему жизнь. Когда его – связного АК – после возвращения из Друскенник прямо на вокзале арестовало гестапо, он пытался бежать – выпрыгнул на ходу из грузовика на перекрестке нынешних улиц Социалистической и Ожешко. Его поймали, жестоко избили и водворили в камеру. Место его заключения находилось в здании нынешнего ОВД Ленинского района, на ул. Тельмана. Гестаповцы мучили Бронека на допросах и оставшиеся на воле друзья понимали, что перспективы выжить у него нет. И тогда они – Иза, Болек Волосевич и еще несколько таких же отчаянных юных гродненцев, организовали ему дерзкий побег, который удался. Не буду описывать все детали этого безумного по храбрости предприятия – думаю, что сегодня оно вполне сошло бы для хорошего боевика. Там был и подкуп уборщицы, и переодевания в немецкую форму, и рискованный переезд на велосипедах через охраняемый немцами мост на другую строну Немана и много-много чего еще.

Но пани Изабелла об этом вспоминать не любит, как вообще не любит говорить о войне. Когда была моложе, раз в году под натиском близких принимала участие в торжествах, связанных с Варшавским восстанием. И то, по ее словам, только затем, чтобы встретить кого-нибудь из знакомых «недобитков». Обычно долго к этому готовилась и всегда отправлялась туда подчеркнуто элегантной, но без каких-либо ветеранских регалий. А ведь их у нее несколько, в том числе такие почетно-боевые, как – «Krzyż Walecznych» (Крест Храбрых) и «Srebrny Krzyż Zasługi z Mieczami» (Серебряный Крест Заслуги с мечами). Почему? Да потому, что ее это «не забавляло». Она всегда хотела быть только актрисой.

Свой сценический экзамен она сдала в 1947 г., дебютируя в роли Балладины на сцене Тестра «Выбжеже» в Гдыне. Режиссером был ее директор, педагог и мастер Иво Галь, который, как она утверждает, и сделал из нее актрису. Играя эту свою любимую роль, к которой позднее не раз возвращалась, она «приглянулась» Адольфу Шифману, маститому режиссеру, знающему толк в талантливых актерах. Он то и пригласил ее в 1948 г. на одну из лучших варшавских сцен – в театр «Польский». Она начала там с роли Дианы в «Фантазиях» Ю. Словацкого, дублируя саму (вдумайтесь!) Эльжбету Барщевскую. Вообще ее первые годы в «Польском» обещали грандиозный и длительный успех. В классике она играла почти одних только королев: Ядвигу в «Ордене Крестоносцев», Бону в «Поляки не гуси» (и это на смену со знаменитой в то время Романувной!), Елизавету в «Елизавета – королева Англии», Маргариту в «Ричарде III» (но это уже в театре «Повшехном»).

В свой, как она говорит, «варшавский период», который длился с начала 60-х до середины 70-х годов, реализовались все ее юношеские мечты. Она стала известной актрисой, сыграв много – до тридцати ролей, работая с такими известными режиссерами, как: Бардини, Шлетыньский, Вощерович, Варминьский, Коженёвский. По ее словам, у нее не было тогда любимых ролей, были любимые партнеры. Каждого из них она старалась понять и принять, и это ей, как правило, удавалось. Может быть потому, что по натуре она была доброжелательной и открытой, обладала юмором и большой долей самоиронии, что, в общем-то, нетипично в актерской среде. Но тот, рядом с которым ей всегда хотелось быть, появился немного позднее. Анджей Шалявский, до сих пор оплакиваемый ею, стал ее партнером на сцене и в жизни на долгие годы.

Они встретились уже в довольно зрелом возрасте, имея за плечами лучшую часть своей творческой жизни и тяжкий груз личных успехов и поражений. Пани Изабелла до сих пор повторяет в задумчивости: «Могла ли я подумать до войны, замирая от восторга в гродненском кинотеатре «Пан» на фильме «Девушки из Новолипок», что главный герой-любовник будет моим мужем?». Рядом с Шалявским она все меньше и меньше думала о собственных театральных успехах, оставляя ему право «царствовать» на сцене. Он был тогда очень популярным, его знали и им восхищались не только киноманы (Юранд в «Крестоносцах» - последняя его большая роль в кино), когда он умер, газеты написали, что ушел «последний аристократ польской сцены».

А что же она? Гордая, любившая свою профессию и, что тут скрывать, себя в ней, она все больше удовлетворялась скромными ролями, сходя на второй план, не желая «заслонять» угасающую актерскую славу Шалявского… Занялась домом, воспитанием сына и рано – в 1975 г. оставила сцену, чтобы уже никогда на нее не вернуться, даже после смерти своего мужа и кумира. Теперь доживает свой век в «Доме Актера» в подваршавском Сколимове, месте последнего пребывания многих польских сценических звезд. Говорит мне, что могла бы жить у сына, в его вилле «С ангелами», которую время от времени расписывают польские таблоиды, но ей здесь спокойнее. Наверное, да. В «Доме Актера» есть все, что нужно пожилому человеку: общение в роскошном обеденном зале и одиночество в своем весьма комфортабельном «номере». А еще визиты нынешних молодых актеров, которые приезжают со своими спектаклями, возвращая стариков на время в привычный им мир. Нет, правда, главного – перспективы, нет даже надежды на возвращение, хоть на время, в молодость. В трудное, но прекрасное время, которое осталось только в воспоминаниях…